Том 37. Игорь и Милица (Соколята) - Страница 49

- Расстрелять! Расстрелять, понятно, и без промедления! - подхватили и остальные солдаты.

Милица невольно похолодела от этих криков. Неужели же они убьют ее, приведут в исполнение их страшную угрозу? Она дышала теперь тяжело и неровно; ей не хватало воздуху в груди. Страдальческими глазами обвела девушка мучителей и неожиданно остановилась взглядом на лице молодого солдата-галичанина. Их глаза встретились и на минуту юноша опустил свои. В следующий же миг он поднял их снова и заговорил, обращаясь к остальным:

- Как можем мы расстрелять мальчика, почти ребенка, да еще без всякого суда и разрешения начальства? Смотрите, не влетело бы нам!

- Вот тебе раз! Что это вам пришла за ерунда в голову, мой милейший коллега, - загоготал своим грубым, резким смехом рябой австриец. - Да сами-то мы не начальники здесь разве, если желаете знать? В этом сарае, по крайней мере?

- A все-таки неудобно как-то. И что касается меня, то я ради общего же блага посоветовал бы отложит это дело до утра. A утром отвести мальчика прямо к лейтенанту фон Шульцу.

И, произнеся эти слова, Грацановский снова взглянул на Милицу беглым взглядом. Робкая надежда шевельнулась в сердце последней. Она инстинктивно почувствовала, что молодой солдат на ее стороне и слабая краска румянца окрасила ее щеки.

Вдруг рябой австриец тяжело бросился в сено, сладко зевнул во весь рот и, потягиваясь, протянул внезапно размякшим голосом.

- И то правда: расстрелять его мы всегда успеем, a сейчас, ей Богу же, чертовски хочется спать. Свяжите мальчишку и пусть ждет своей участи до рассвета. Но что хотите, a не к каким лейтенантам фон Шульцам, по-моему, не стоит его тащить, управимся и своими силами, право, нечего из-за такой мелюзги беспокоить господина лейтенанта.

И прежде чем могла опомниться Милица, двое солдат схватили ее и крепко скрутили ей, Бог весть откуда взявшимися, веревками руки и ноги. Третий, так грубо и резко толкнул ее, что она не устояла на связанных ногах и, потеряв равновесие, тяжело упала на землю

***

Теперь крепко связанная по рукам и ногам Милица лежала в тесном кругу ее врагов. Веревки до страшной боли перетягивали ее суставы, врезаясь в тело. Все члены ее затекли и онемели. A в открытую дверь сарая понемногу уже врывался серый белесоватый рассвет, предвестник скорого утра. Все настойчивее, все яснее прорывала ночную мглу его резкая полоса на востоке.

Без дум, без надежд, без желаний лежала девушка, машинально прислушиваясь к богатырскому храпу солдат. Ни страха, ни муки не испытывала она сейчас. Впереди было все так ясно и определенно…

С наступлением утра ее расстреляют эти спящие, пока что, мирным сном звери. И это было именно то, в чем она уже не могла сомневаться ни под каким видом. О, она была готова хоть сейчас расстаться с жизнью. Ведь ее смерть спасет Игоря от несчастья. Он, конечно, услышит выстрелы с дороги, и вернется сюда уже не один, a со значительной частью русских солдат-храбрецов, которые и перехватают неприятеля, накрыв его здесь. О собственной жизни Милица как будто и не жалела вовсе. Ей было все как-то безразлично сейчас. Тупое, холодное равнодушие застилало сознание… Какой-то туман заволакивал мысли и снова, после долгого промежутка времени, ныло раненое плечо. Какие-то уродливые кошмарные образы всплывали поминутно в мозгу мешая сосредоточиться мыслям… Цепенело усталое и неподвижное тело… Сознание то уходило, то возвращалось к ней снова, выводя и прогоняя неясные, жуткие видения…

***

И вот в одно из таких мгновений она ясно почувствовала, что отделяется от земли. Чьи-то сильные руки поднимают ее с сена… Ее отяжелевшая голова опускается на чье-то плечо… Сквозь полусознание мелькают лица спящих австрийцев перед глазами… Бледный свет фонаря слабо мигает, борясь с серым рассветом раннего утра… Вдруг, свежая, холодная струя воздуха врывается ей в легкие, приятно холодит голову, будит сознание, бодрит тело, и Милица приподнимает с трудом веки, сделав невероятное усилие над собой.

Нет никаких сомнений, она вне сарая. Ни спящих солдат, ни бледного фонаря нет уже перед ней. В серых сумерках осеннего утра слабо намечается поле… Там справа холм, гора, вернее, открытая ими, ей и Игорем, нынче ночью. Но она пуста, увы! На ней нет и признака русских батарей… Значит, не успел Игорь, значит…

A впереди лес, болотистый лес, который они проскакали в сумерки с тем же милым Игорем на лихом «венгерце». Но куда же и кто ее несет, несет прямо по направлению леса и русских позиций?

С трудом она поворачивает голову. Перед ней мелькает знакомое, едва обозначающееся в первых проблесках утра молодое лицо, задумчивые глаза, угрюмо сдвинутые брови, ввалившиеся щеки… И что-то с силой ударяет в самое сердце Милицу… Неужели же она спасена? Усталый мозг делает усилие понять, припомнить… Конечно так: она знает его, своего спасителя. Это - молодой галичанин, бесспорно он… И как бы в подтверждение своих догадок, она слышит тихий, чуть слышный шепот:

- Не бойтесь ничего. Я вас не выдам… Вы вне опасности. Донесу до леса и оставлю на опушке. Спешите до рассвета достичь ваших окопов. Да не смотрите на меня с таким испугом. Я - Грацановский, галичанин, поляк, принужденный стать в ряды ненавистных мне швабов против единокровных братьев-славян. Принужденный потому только, что имел несчастье родиться в стране, подначальной австрийскому императору. Но клянусь моей славянской кровью, я еще ни разу не разрядил винтовки с целью убийства одного из братьев-русских или поляков Российской Польши. И я жду только мгновенья, когда победят русские орлы… Жду с замиранием сердца.